Мы пришли с друзьями в старый тбилисский двор под вечер. Расселись на стулья в импровизированном зрительном зале под открытым небом и приготовились к свершению таинства. И тут полил дождь. Июньские дожди для Тбилиси дело бывалое. С утра нещадно палит солнце. А вечером по стеклу тяжелой каплей барабанит дождь. Но, несмотря на эти трудности, таинство все же свершилось. На сцене появились музыканты – певцы хора Анчисхати. И по итальянскому двору разлилось неповторимое, грузинское многоголосье. Ну, а мы раскрыли зонты и настроились на музыкальный лад, подтверждая тем самым известную сентенцию о том, что у природы нет плохой погоды.
Проект «Тбилисские дворы» запустили прошлым летом. Теплыми тбилисскими вечерами в старых и колоритных дворах собираются профессиональные певцы, музыканты и услаждают взыскательный слух горожан и гостей столицы. Идея возродить тбилисский дух принадлежит телевидению «ARTARE.TV».
Тбилисские дворы – явление такое же брендовое, как грузинское вино, танцы или многоголосье. И почти такое же емкое, как любое из этих понятий. А может даже больше. Тбилисский двор — это такой сосуд, в который помещено довольно любопытное варево. И чего только в этом вареве нет, и мультикультурность, многоконфессиональность, взаимовыручка и человеколюбие, а также многое другое. И если тебя угораздило появиться на свет именно в тбилисском дворе, то ты неминуемо всем этим пропитываешься. Это уже твой идентификационный код.
— В каком убане (районе) родился?
— На Плеханова.
— Вааа, плехановелихар (что в переводе на русский значит, плехановец)
Затем, в обязательном порядке следует:
— В собачий переулок часто заходил? А рыбный магазин помнишь? Купаться, наверное, в Киевскую баню ходил?
Киевская баня была самой близлежащей, поэтому предположение о вероятности ее посещения высказывалось как само собой разумеющееся.
Между тем, дождь наконец перестал стучать по раскрытым парашютам. И мы воспользовались временной передышкой, перебрались из «партера» — центра двора на «ярус» — винтовую лестницу. Оттуда вид на весь экшен открывался куда эффектней. И дворик просматривался как на ладони. Сменилась с нашим переходом и музыка. На смену народной пришла экспериментальная. На сцене появился американский музыкант, композитор Бен Уиллер.
Пару месяцев назад я попала в район, где провела свои первые годы жизни. Причем это не бессознательные годы раннего младенчества, а целых десять лет жизни. И как-то уж слишком глубоко я проросла в то место. И поняла это сравнительно недавно. В тот самый момент, когда очутилась на месте бывшего тбилисского двора. Двор с высокими, железными воротами, которые запирались на ночь, снесли относительно недавно. Во время реставрации и модернизации улицы Марджанишвили. На его месте больше нечего не построили. Пока, во всяком случае. Фасад «занавесили» длинной чредой арок. Пройдя по которой, упираешься в театр К. Марджанишвили. А сзади, там, где когда-то был старый двор – пустота. Я долго избегала этого места. Интуитивно понимая каким эхом отзовется у меня внутри этот засыпанный котлован.
— Вы кого-нибудь ищите? – спросил подошедший ко мне мужчина.
— Да, ищу, собственное детство. Но, оно здесь больше не живет…, — ответила я ему мысленно.
Тем временем, на город опустился вечер. В окнах большого тбилисского двора зажегся свет. И повеяло теплом, уютом и жаренной картошкой. С каждой звучащей нотой, прошлое становилось все ближе.
Наш итальянский дворик просыпался медленно. Точнее, его будили. Утреннюю тишину разрывал пронзительный звон колокола, который возвещал прибытие мусорной машины. Вопль колокола прерывал самые сладкие, предутренние сновидения. Дворники били в него с таким остервенением, словно вымещали на спящих все зло за собственное бодрствование в такие часы. Хватая ведра, соседи брели в полусне к мусорным грузовикам.
Потом, видимо, для того, чтобы жители двора отошли ото сна окончательно, фортуна насылала на наш двор мацонщика. Он кричал долго и нараспев, вытягивая последний слог слова «мацони» в каком-то неведомом доселе музыкальном темпе.
Проходило еще каких-нибудь полчаса, и двор наполнялся кофейным ароматом, идущим из открытых окон. У общего крана начинали громыхать жестяными тазами. Постепенно к этому добавлялись звуки ритмично взбиваемой шерсти, жужжащего полотера, тарахтящего мотора машины и так до бесконечности. Если не музицируют, значит, поют, а если не поют, то спорят…
Без этого несмолкающего до самой ночи многоголосья трудно представить себе тбилисский двор…
Ближе ко второй половине дня на авансцене появлялась и богема. Продрав глаза и стряхивая негу на веранду, где жили пять семей, выходил художник. Потом он выносил мольберт, кисти и задумчиво усаживался. Видимо, ждал посещения музы. Диссонанс в эту творческую идиллию вносил дуэт ссорящихся сестер, выскакивающих на веранду. Заканчивался их конфликт, как правило, зрелищным кулачным боем и победой той, у которой стрижка была короче. Видать, маневренность у длинноволосой была хуже. Неизвестно, что служило у них яблоком раздора, но вот пирогом перемирия обычно служила мамина шарлотка. Колошматившие друг друга еще час назад сестры поедали присыпанные корицей куски пирога и излучали абсолютное довольство жизнью.
«Город, это прежде всего память. Конечной целью проекта «Тбилисские дворы» является оживление прошлого и сохранение городских традиций. Наша культура очень тесно связана с музыкой. У нас можно сказать культурное ядро музыкальное. Наше многоголосье связано даже с теологией. Был такой грузинский философ в 11-м веке Иоаннэ Петрици. Он утверждал, что святая троица подобна грузинской полифонии. Первый голос, второй голос и третий — дают в результате уникальную музыку. По образованию я теолог, но вот такого объяснения, в котором раскрыт догмат троицы, нигде не встречал. Вот так связаны между собой христианство, музыка и грузинская культура», — говорит по окончанию концерта модератор вечера, писатель Рати Амаглобели.
Екатерина Минасян
