Я люблю ходить в гости к Ирене. Потому, что меня не покидает ощущение, что я оказываюсь не в обычных стенах старого тбилисского дома, а в заботливо свернутых лодочкой ладонях. Люблю за нею наблюдать. Потому что мне кажется, что она только что сошла с одного из полотен Модильяни. Именно такие лица рисовал известный экспрессионист. Тонкие, с печатью уязвимости и твердые одновременно.
Трудно найти более тбилисский, более колоритный и характерный дом, чем тот, в котором живет тбилисская художница Ирена Оганджанова. В нем все через край, без полумер и равновесия. И концентрация этого самого тбилисского духа тут крайне высокая. Со стен на тебя смотрят самые разные городские персонажи- юродивые, нищие, торговцы лавок и другие. На полках тебя встречают ее куклы, которые приветливо улыбаются, думают, плачут. В открытое окно на первом этаже доносятся голоса детей, на тахте примостилась белоснежная кошка Рафаэлло. В общем, статичных персонажей тут нет. Все двигается, живет, играет отведенную ему роль. И все наполнено ее энергией, отражает ее мир и является ее продолжением.
— Ирена, я во всех твоих творениях нахожу тебя. Твои картины, куклы…Знаю, в каждом из творений, автор оставляет себя. Но, твои куклы, независимо от того, что лица у них у всех разные, очень на тебя похожи.
— Так ведь через мою же призму идет образ, во мне случилось преломление. Художник есть везде, в каждом своем произведении. Мои куклы – это образы собирательные. В них есть и я, и другие, абсолютно неизвестные люди. Я где-то их встретила, они во мне остались, и вылились позже в образы. А иногда они сами диктуют какими хотят быть, разговаривают со мной. Эта мадам в красном меня просто свела с ума. Она все время была недовольна всем. Я не могла понять, что ей нужно. В итоге, я даже поменяла ей цвет волос, и мы наконец пришли с ней к согласию. Этот процесс работы, при котором существо, с которым ты имеешь дело, само диктует то, каким хочет предстать. К этому нужно относиться очень трепетно. Надо слышать его…
Бывает, конечный образ отличается от начальной задумки. То есть, тот, который лепится, получается в результате диалога между тобой, как создателем и тем материалом, из которого ты ваяешь. Не случится контакта, не случится рождения.
— Твои работы отличаются чувственностью.
— Здорово, если это так, мне приятно (улыбается — прим. автора). Даже когда я пишу тбилисских персонажей, а это продавцы, мастеровые, юродивые, мои герои не должны излучать отрицательную энергию. Для меня это совершеннейшая аксиома. Иногда подходишь к картине, а у тебя начинает болеть голова. Происходит это от того, что у картины отрицательная энергетика. Поэтому я стараюсь работать на светлых эмоциях. Конечно, как и у любого другого, бывают времена, когда раздражена или опустошена, и хочется рисовать. Но, картины, в которые была вложена отрицательная энергия, были мною в будущем стерты, или переписаны.
— Происходит ли у тебя смена приоритетов в живописи? Одоления новых течений, высот, направлений?
— Это крайне индивидуально. Я не тот художник, который рисует строго в определенном стиле. Меня швыряет из одного в другое, я в вечном поиске, свободном плавании. Я очень люблю свои старые работы, даже ностальгирую по тому периоду. И моментами даже думаю о возвращении к старой стилистике, тематике. К слову, к моим тбилисским персонажам я возвращалась много раз. Нет у меня деления на ранние периоды и поздние. У меня сборная солянка, я, скорее всего, хожу по кругу. Вот сейчас есть сильное желание вернуться к мифологии.
— Чем тебя так привлекает мифология?
— Это наша память, прошлое. Бывает момент, когда эта история очень созвучна с современностью. Это помогает ориентироваться в жизни и творчестве, выплескивается в картинах. Это дает тебе семя, искру, все то, что познал, отложилось у тебя в подсознании, а потом раз, и у тебя рождается образ.
— От чего зависит твоя продуктивность? Можешь ли ты подчинить творчество производственному ритму?
— Могу, (подумав) — за деньги. К слову, если частный заказ. И тебе ставят сроки. И платят в общем-то, немного. Но, это скорее техника, в чистом виде. Там нет вдохновения. Когда ты работаешь над серьезной картиной, ты вкладываешь не только технику, но и свою душу. Там перестает существовать время, ты выпадаешь из реальности.
И потом, все очень индивидуально. Мог бы Рембрандт подчинить свой творческий процесс дедлайнам? Не думаю. Ты знаешь, я сейчас поняла, что я не тот художник, который в этом стабильно живет. Я человек – качели. То я ничего не делаю, а то вдруг у меня начинается творческий запой. А это всегда экстаз, кайф, эмоции. Но, после этого ты понимаешь, что обнуляешься. И все ты больше уже ничего не можешь. Тебе нужно наполниться. А механизм наполнения неизвестен. Нет универсальных рецептов, по которым можно двигаться творческому человеку к самореализации. Выгрести из себя то, что его мучает, освободиться от этого.
— Как ты пришла в живопись? Был ли выбор случайным или ты шла к этому сознательно?
— Желание заниматься живописью зрело во мне давно, как видно. Потому, что у одноклассницы сохранился дневник откровенности и там была такая запись. Когда я вырасту, то стану художницей. Что-то в таком роде. Запись сделана, кстати. В четвертом классе. Поэтому, да, я, наверное, это воспринимала, как призвание. Вышло так, с подачей документов с академию художеств я опоздала. Все мои школьные тетрадки были изрисованы с задней стороны. На некоторых уроках я просто присутствовала, безучастно за всем наблюдая. Меня интересовала только живопись. В семье почему-то мое решение связать жизнь с живописью серьезно не рассматривалось. Предполагалось, что я буду филологом. Но, я этому всячески противилась, потому что у меня к этому не лежала душа. И как-то раз мы на улице совершенно случайно встретили нашу давнюю знакомую, которая рассказала о художественном институте, добавив, что обучение там платное. Это были тяжелые 90-е, с отсутствием элементарных условий для жизни и учебы. Приходилось ходить пешком и носить с собой этюдник, мыть кисточки холодной водой. Но, ведь это все ерунда, когда ты так сильно хочешь заниматься любимым делом.
— Но, тебе все время неймется, и ты ищешь смежные с живописью темы. То куклы, то кураторство экспозиций грузинских художников армянского происхождения.
— Все вышло абсолютно случайно. В Грузии отмечали очередную годовщину независимости Армении. Меня в числе других тоже пригласили на это мероприятие. На мероприятии посол Армении меня спросил, не могла бы ли я организовать выставку современных армянских художников Грузии. Тема меня заинтересовала, и я впряглась в нее. Честно говоря, я понятия не имела как это делается. Не было никакого опыта. Но, собралась хорошая команда и у нас получилось несколько совместных, грузино-армянских проектов.
— Как ты думаешь, платит ли человек за свое дарование.
— А я не знаю, какой бы я была если бы у меня его не было. Сказать, что я заплатила своей личной жизнью за то, что рисую, нет, не платила я. Если я и плачу, то видимо адекватную цену. Я не Ванга, которая потеряв зрение, стала прорицательницей.
— А если бы перед тобой поставили бы выбор – создать что-то гениальное и кануть в вечность?
— Нет, сегодня я к такому не готова. Мне еще здесь интересно. Завтра, если мне будет неинтересно, я пошлю все к чертям. Но, пока у этой жизни есть мугам.
— А если бы тебе дали возможность поменять судьбу ты бы ее поменяла?
— А как она сложилась бы? Нам же не дано этого знать. А вдруг я родилась бы в другой стране, у других родителей села бы нетрезвой за руль и попала в аварию. Или жила в благополучной семье, но потеряла бы ногу. Одним словом, нам не дано знать, какой могла бы быть наша судьба при других обстоятельствах. Одно я знаю точно, если тебе что-то сильно не нравится в твоей жизни, поменяй ее. Постригись налысо, уезжай из страны, смени работу. Сделай что-нибудь! А не ной, что у тебя всю жизнь не хватало времени на саморазвитие. А когда оно наконец появилось и объявили мировой карантин, ты изнываешь от тоски и убиваешь время в социальных сетях. Дело в том, что человек боится перемен. Он не знает, что за этим последует. Очень много страхов было в нас насаждено, которые связаны с определенной культурой. Я не верю в сказанное кем-то, написанное, услышанное. Мыслю самостоятельно, доверяю только своему опыту, проверяю на зуб.
— На каком жизненном этапе ты находишься сейчас?
— У меня сейчас хороший период. Во мне проснулся какой-то особенный интерес к жизни. Блеск в глазах, желание творить и мне интересно куда это приведет. Себя чувствовать приятно, свои мысли. Со мною что-то происходит. Кризис среднего возраста все это называется, — смеется Ирена. После масштабной заказной работы, мне хочется писать нечто небольшое, но такое чтобы впоследствии сдать в салон. Пока не знаю, что конкретно, все по наитию.
П.С. С днем рождения !
Екатерина Минасян (Тбилиси)
