С недавних пор соотечественники, проживающие в Москве и пользующиеся столичным метро, наслаждаются отменным выступлением двух братьев-армян. Звуки скрипки, распространяющиеся по андеграунду, впрочем, привлекают внимание любого, вне зависимости от национальности. Армянские, иные этно-мотивы, которыми братья Симонян «приправляют» довольно известные произведения, звучат колоритно, проникают в самую душу. Вероятно, поэтому за какие-то пару-тройку недель «путешествия» по сетям, видеоролик – импровиз известного саундтрека к кинофильму «Дневник крестокрада» — набрал порядка 140 тысяч просмотров. Восторженных же отзывов в адрес Паргева, больше известно под сценическим псевдонимом как Паш Симон, и Нарека Симоняна, было не счесть. Но в бочку с медом угодила и ложка дегтя. «Да, парни талантливы, чудесно играют. Но стыдно, не надо «шерить» их попрошайничество. Это позор…», — написал один из пользователей FB.
Что же подтолкнуло талантливых музыкантов из Армении к «сцене» подземного перехода? Этот и иные вопросы корреспондент Dalma News адресовала лидеру группы Паш Симону.
— Пытаясь поддержать и выразить свой восторг, люди порой не осознают, что сначала льют нам бальзам на душу, а затем называя попрошайками, наносят удар в самое сердце. Вы скажете: ну перед вами же стоит коробочка для сбора денег? Да, это так. Но те деньги, которые опускают туда люди, это не деньги из разряда «поддержите» или «подайте на пропитание». Поверьте, мы не бедствуем. И у меня, и у Нарека есть немалые возможности для подработки иным способом. Лично я играю в разных клубах, ресторанах, на других площадках. Но философия моя такова: монета, вне зависимости от ее достоинства, которая опускается в нашу «кассу», это признание нашего творчества, доказательство того, что звуки наших скрипок запали кому-то в душу.
— Но ведь показателем признания творчества могут быть те же аплодисменты?..
— Возможно, это покажется странным, но аплодисменты для меня не самоцель. Мной никогда не двигало желание, услышать заветные «браво» или «бис», причем, как можно дольше. Лучшим признанием того, что я делаю, является скорее тихое, молчаливое и вдумчивое прослушивание, выражение глаз человека напротив. Возможно, именно поэтому я и отдаю предпочтение не «коробкам», а открытым пространствам, куда человек может прийти, насладиться мелодией, пообщаться с исполнителем, и, получив порцию неподдельных эмоций, вновь окунуться в будни.
— И подземки каких же стран и городов вы уже «приспособили» под подобные сценические площадки?
— Я играл и в Европе, и в России. Изначально, в 2013-м, что называется по принципу «Бременских музыкантов», по иронии судьбы, начал выступать именно в Германии. Благо, там есть специальные площадки – на улицах, бульварах, в книжных магазинах. Ну, а потом продолжил музыкальную кочевую жизнь в Беларуси и России. Играл в Минске, Сочи, Адлере, Москве, Питере…
— Люди, сведущие в музыке, в комментариях к видеороликам находят ваше исполнение виртуозным и очень «чистым». Некоторые даже отмечают, что саундтрек к «Дневник крестокрада» звучит лучше оригинала. Вы с братом самоучки или у вас есть музыкальное образование?
— Уже с пяти лет я проявлял свою музыкальность. И родители отдали меня в музыкальную школу на скрипку. Осваивал я и фортепиано. Родом я из Ванадзора, там же и поступил сначала в музыкальное училище, а затем в Ванадзорский государственный педагогический институт на факультет культуры. Так что по призванию я скрипач, а по диплому — педагог, вокалист и дирижер. Нарек же — мой двоюродный брат, с которым мы вместе выступаем, и которого мне довольно долго пришлось уговаривать на публичные выступления, — закончил Московскую консерваторию.
— В ваших импровизациях слышна некая пронзительная грусть. Ощущение, словно играет не 32-летний молодой мужчина, а умудренный жизненным опытом человек. Откуда эта лиричность?
— Признаюсь, я и сам не понимаю. Возможно, причина — боль нашего народа, передающаяся на генетическом уровне, и до поры до времени таящаяся в каждом из нас?..
— Как бы вы охарактеризовали жанр, в котором работаете?
— Это скорее не жанр, а стилистика жанра этно-музыки, приближенной к Чилаут (или Café del Mar). Этакий музыкальный микс, «сотканный» из армянских, грузинских, азербайджанских, многих иных мотивов за основу которого берется — либо известное, либо не очень, произведение. И на него, словно на нить нанизываются «бусины» — этно-мелодии. Моя цель донести до каждого, что в музыке нет межнациональной розни, нет междоусобиц и территориальных границ. Музыка — вольная птица, летит, куда хочет.
— Но наверняка, такой «полет» вызывает протест граждан Азербайджана, проживающих в Москве, и случайно услышавших свои национальные мотивы в вашей аранжировке. Не предъявляют ли они претензий?!
— Совсем наоборот. Даже просят сыграть их композиции. Скажем, из репертуара Дадашевой, Рамина, Энвера. Но я объясняю, что я не играю «под копирку». Я импровизирую. И каждая следующая импровизация отличается от предыдущей… До сих пор помню как в пятом классе на экзамене в музшколе я, не предупредив учителя, выдал экспромтом собственное видение концерта Баха. Сыграл его совсем в другой тональности – так, как мне было удобно, как я чувствовал. И преподаватель был просто в ярости. Спасло меня разве что расположение директора, призвавшего к снисходительности и поставившего мне пятерку.
— А как реагируют соотечественники?
— Многие подходят. Говорят, что душа сжимается, а потом напротив — взмывает ввысь. Некоторые плачут. Иные танцуют: как правило, под «Арцах» Ара Геворгяна. Кстати, и немало представителей иных национальностей выражает свои эмоции. Многие русские спрашивают, откуда я родом, как вышло, что в моей музыке такие импровизации и чувства. Я всем охотно рассказываю. И такие беседы происходят практически в каждый «перекур». А играю я по 6-8 часов кряду. Ну, если конечно не забирают в участок…
— Вы шутите или действительно были случаи привода в Полицию?
— (Улыбается). В течение последних 2-3 месяцев забирали раз десять! Снимали отпечатки пальцев, отправляли в «обезьянник», и часа через три отпускали. Понять сотрудников правопорядка можно: на импровизированные концерты за 15-20 минут собирается человек 200! И проходимость подземки сильно сокращается. В итоге, многие не могут пройти через переход, и вынуждены выходить на улицу. К тому же, создаются благоприятные условия для карманников… Кстати, буквально на днях на меня и вовсе был составлен протокол. Когда в очередной раз за мной приехали полицейские, на них «напали» многочисленные зрители: «Почему вы его забираете?! Мы слушаем хорошую музыку, не мешайте!». Ну, и меня «взяли» уже, как организатора митинга. (Смеется).
— Сложно представить вас, одетого по последнему писку моды, с такой вот хипстерской бородкой, в «обезьяннике». Кстати, откуда такой имидж? Не стремление ли это подражать известному в советские годы скрипачу Карапету Айрапетяну?
— Да, многие находят сходство со знаменитым Каро Айрапетяном. Кто-то видит во мне также схожесть с Конором МакГрегором. Но я повторяю: «копирка» – не мое. Я также не хипстер и не стиляга, не приверженец каких-либо иных субкультур. Просто как-то так получилось, что в свое время в Ванадзоре я пел в церковном хоре, и начал отращивать бороду. Потом стало так комфортно, что я ее оставил. Не более того.
— Судя по всему, Бог одарил вас талантом щедро. Почему же вы не проторили профессиональную дорогу в вокальной сфере?
— Знаете, Всевышний в музыкальном плане одарил всю нашу семью. Отец моего брата, Нарека, — профессиональный музыкант. Мой отец отлично поет и играет на фортепиано. Бабушка окончила факультет культуры Пединститута и играла на мандолине. Мама прекрасно танцует. Родной брат фармацевт, но также обожает фортепиано и аккордеон. А сестра – хоть и врач, но весьма недурно играет на фортепиано. Что касается моего вокала, то я придерживаюсь того мнения, что если ты что-то делаешь, то должен делать это практически безупречно. Хотя, не скрою, в 2006 году я участвовал в кастингах на участие в «Ай Суперстар» по ТК «Шант». И дошел даже до тридцатки, но контракта так и не подписал…
— Стало быть, на скрипке вы играете «практически безупречно»?! Что говорят специалисты?
— Скажем так, на скрипке я играю лучше, чем пою. Потому и отдаю предпочтение инструменту. Что касается профессиональных оценок, то те, кто меня слушал, отмечали, что у меня своеобразная техника. И что речь идет об «игре между двумя нотами». Это звуки, которые нереально воспроизвести по нотам. Это как, скажем, поет соловей, и ты не можешь определить, с какой же тональности он начинает свою трель. Но это природные звуки, воссоздать которые позволяет скрипка. И моя скрипка, судя по всему, тоже.
— Как я поняла, ваша жизнь – сплошные разъезды. Сегодня в Москве, завтра в Сочи, послезавтра…
— … В Ереване. Да-да, месяца через три собираюсь приехать. И, возможно, вы увидите меня на разных площадках – благо, есть такая возможность и на Северном проспекте, и на Каскаде. Побуду дома месяца четыре. А потом в планах посетить Индию. Давно мечтал. Весьма привлекает индийская мелизматика, хочется прочувствовать музыкальную культуру этого народа, впитать в себя хотя бы часть ее, дабы творить дальше.
— А оседлой, спокойной жизни на родине не хочется? Ведь точек общепита в Армении тоже немало.
— Пожалуй, нет. В ресторане, куда в первую очередь приходят, чтобы набить желудки, и где ты выступаешь чаще для улучшения пищеварения, я могу лишь подрабатывать. Система ведь такова – пришел человек, заказал, и пока не съел все, что заказал, не уходит. Вне зависимости от того, нравится ему звучащая в зале музыка или нет. Поэтому для меня бары, рестораны и иже с ними — это второстепенная работа, позволяющая существовать, а не жить. Жить же для меня – это творить где-то там: на улице, в переходе. Там, где меня ждут «мои» люди. Люди, которые, позабыв обо всех делах, бросив все, стоят и слушают скрипку. И вот это для меня наивысшее признание. То удовольствие, которое дано испытать далеко не каждому. И я благодарен судьбе и Богу, за то, что эта милость дарована мне: умение дарить радость другим, и радоваться самому!
Ирина Григорян
