Он прочно и навсегда вошел в историю науки под названием математика, да и не только чистой науки: его организаторская работа, шедшая с большим опережением своего времени научно-технологическая интуиция полностью оправдывают превосходные степени, в которых говорилось о нем всегда, особенно в дни его юности и молодости. Когда его называли гением, Сергей Мергелян пробовал отшутиться, но нервничал – ему становилось неловко. Возможно, именно скромность, а еще проистекающее из нее неумение противостоять подковерным завистникам и стали причиной того, что этот человек не взошел на все вершины, которые ждали его, чтобы покориться.
Взрослый без детства
Какое детство может быть у ребенка, который в восьмилетнем возрасте оказался в фильтрационном лагере в Нарыме? Отца в 1936 году НКВД взяло бог весть за что, а вернее, ни за то, как обычно. И видимо, действительно было не за что, потому что через пару-тройку лет (по тем временам – практически мгновенно) Никиту Мергелова отпустили, а с началом войны семья переезжает из Симферополя в Ереван, который из-за близости подозрительной Турции вовсе не был местом массовой эвакуации – Мегрелова, как хорошего специалиста, ставить на ноги картонный завод пригласил наркомат промкооперации Армении.
Здесь вся семья ютилась в одной комнате при удобствах во дворе, но, конечно, после сибирского лагеря и это казалось им хоромами. Из мебели Сергею полагалась половина письменного стола – уроки делать. Журналист Григор Апоян, биограф Мергеляна, приводит его признание в том, что было время, когда из всех предметов он отставал только по математике. Звучит невероятно, но, возможно, именно это отставание и пробудило у Сергея Мергеляна спортивную злость, да такую, что в 1943 году он сдает разом экзамены и за 9 класс, и за выпускной 10-ый, и становится студентом физмата ереванского университета.
Мергелян уже разогнался не на шутку, и теперь его было не остановить. Пятилетний университетский курс он упаковывает в три года, и в 1946 году уже обзаводится дипломом. Кстати, на первом курсе он проучился неполный месяц, потом написал заявление с просьбой сдать экзамены экстерном и стал студентом курса второго. А потом была аспирантура в Математическом институте АН СССР в Москве. Там тоже он временем не разбрасывался, деловито сдал кандидатские минимумы за неполные полтора года и написал феерическую диссертацию, научным руководителем которой был не кто-нибудь, а сам Мстислав Всеволодович. Да-да, Келдыш, конечно.
Тему диссертации Мергеляна можно здесь не называть, чтобы не пугать не математиков, стоит отметить лишь, что вся работа состояла из блестяще решенных научных загадок и белых пятен, копившихся десятилетиями.
Наверное, Сергей Мергелян после защиты ждал решения ученого совета на грани нервного срыва, и, безусловно, сам не ожидал такого вердикта: членкоры академии, профессоры единогласно постановили засчитать кандидатскую как докторскую и, в виде исключения, присвоить соискателю сразу звание доктора математики. Так Мергелян, которому не исполнилось еще 21 года – в некоторых странах он считался бы несовершеннолетним – становится самым молодым доктором в истории советской науки.
Когда-то Давид Гильберт, немецкий математик, сказал об одном из своих учеников, который бросил науку и стал неплохим поэтом: «Он правильно сделал, для математики у него было маловато воображения». Воображением Мергеляна бог, очевидно, не обделил и, с места в карьер, он получает в 1952 г Сталинскую премию (огромные деньги по тем временам), а в 1953 г побивает еще один рекорд – становится самым молодым за все время членом-корреспондентом Академии наук СССР.
Институт Мергеляна и все прочее
Ереванский НИИ математических машин никому из ереванцев и в голову не придет называть так длинно – просто «институт Мергеляна», и все становится ясно. А еще «Мергелян» — это не только фамилия, но и народное название района в городе вокруг этого самого института, довольно обширные окрестности, кстати. Люди в теме говорят, что в 1956 году инициаторы создания такого института сумели «зажечь» этой идеей Хрущева, и он был открыт в Ереване благодаря авторитету Мергеляна: в те годы подобные институты (если подобные были) в южных регионах Союза не основывались. До сих пор Армения гордится своей отменной базой в этой научной отрасли – не стоит забывать, что успехи эти вряд ли бы состоялись без имени Сергея Мергеляна.
Сергей Никитович в свои неполные тридцать возглавил этот институт, став предварительно членкором Академии наук Армянской ССР, – к этой процедуре ему уже было не привыкать, попутно окончив Консерваторию по классу вокала.
Последнее, возможно, помогло ему в математических изысках. Он не стал ученым «из кельи», кабинетным профессором, жил полнокровной жизнью, дружил с писателями, поэтами, кинорежиссерами, Индирой Ганди и Джавахарлалом Неру. Само собой, такие люди многих раздражают, причем не только неудачников-завистников, а порой вполне состоявшихся ученых, достигших мирового признания: ревность – чувство иррациональное, но, тем не менее, неистребимое.
И вот, вкусив все прелести руководства значимым советским научным учреждением, он оставляет директорство и уезжает в Москву, работать в отдел комплексного анализа Математического института им. В. А. Стеклова, одновременно являясь заместителем академика-секретаря Отделения математики АН СССР. И, наверное, все было бы ничего, если бы он там и остался, но вот получилось уговорить Мергеляна вернуться опять в Ереван, вице-президентом Академии наук Армении.
Ученому, человеку творческому, административная работа ему была противопоказана, тем более, такая кляузная, как выбивание финансирования. Ничего удивительного, что при его душевной чистоте и наивности в этих делах, у Мергеляна на таком поприще ничего не получилось. Чем определенные круги не замедлили воспользоваться.
Здесь не будут называться имена завистников Мергеляна – во-первых, речь не о них, а во-вторых, есть понятие презумпции невиновности, тем более, что вероятные недоброжелатели уже покинули сей грешный мир. Да и вообще, это тема отдельного компетентного разговора. Как бы то ни было, очевидно, что Сергей Никитович занялся не своим делом: ему бы творить, а административная работа – стезя других, поднаторевших в этом деле людей, осененных, к тому же, благодатью быть способными к поприщу советского управленца.
Однако, конечно, назначение Мергеляна ректором Кироваканского пединститута было попыткой унизить ученого: вуз был безнадежен во всех смыслах, и окончательный его развал приписали бы Сергею Никитовичу, но тут взял, да развалился сам Советский Союз. В 1990 году Мергелян уехал в США, в престижнейший Корнелльский университет, где долгое время преподавал с небольшим перерывом на недолгое возвращение в Москву.
Приехать опять в Москву или Ереван в последние годы ему уже не позволяло здоровье, так он и остался в Америке до конца своих дней. Незадолго до смерти ему был вручен орден Святого Месропа Маштоца – далекая родина вспомнила, наконец, своего ученого, ушедшего в год своего восьмидесятилетия. Он завещал похоронить себя в Москве, рядом с женой, и прах его перевезли из Америки.
Далеко не каждый человек, будь то слесарь, спортсмен или ученый готов признать чье-то превосходство над собой. Это дано единицам, и осуждать за отсутствие этого качества все равно, что корить за неумение петь колоратурным сопрано. Вот только копать под того, кому было суждено тебя превзойти, есть проявление чернейшей зависти, и нет этому прощения. Особенно, если по складу своему человек не может ответить. Потому что ему и в голову не придет никогда, что под него копают.
Подготовил Рубен Гюльмисарян
