Ах, сколько копий было сломано по поводу памятника Арно Бабаджаняну у Лебединого озера в Ереване, на перекрестке улиц Туманяна и Теряна! Надо признать, памятник, если смотреть на него впервые, неожиданно поражает и необычностью, и смелостью, и какой-то зашкаливающей экспрессией. Противников скульптуры этой было немало, да вот только они куда-то очень быстро подевались, «сдулись», что называется, и теперь центр армянской столицы непредставим без Арно Арутюновича за роялем. Он такой и в жизни был: весь – в музыке, весь – экспрессия. Иначе ведь и невозможно было написать столько гениальной музыки.
Всепланетный композитор
Сказать, что песни Бабаджаняна пели во всех пятнадцати республиках СССР, значит не сказать ничего. Их и сегодня поют и еще будут петь в необозримом будущем не только на постсоветском пространстве, но и по всей планете. Потому что Арно Бабаджанян умел и филигранно сочетал в своих произведениях, наряду с родным армянским мелосом, лучшие русские и европейские интонации, неповторимые гармонические сочетании, которые и сегодня удивляют музыкантов.
Мало кто знает такую историю: всемирно известный гитарист и композитор Карлос Сантана в середине 60-х выпустил свою знаменитую композицию «Европа», навсегда ставшую его визитной карточкой. А вот в самом начале Сантана «позаимствовал» около 8 тактов из песни Бабаджаняна «Мосты», которая была написана и зарегистрирована в тогдашнем Всесоюзном агентстве авторских прав в 1959 году. И самому Арно Арутюновичу, и его сыну Ара, как правонаследнику, не раз предлагали «вчинить иск» мексиканцу. Но за давностью лет, да и из-за известного пиетета к гуру гитарной музыки, делать этого не стали.
Но вот сегодня Ара Бабаджаняну время от времени приходится обращаться в соответствующие инстанции по поводу несанкционированного использования известных мелодий Бабаджаняна в нынешней телепродукции, и объяснять любителям воровать чужую интеллектуальную собственность, что это – бяка, это нехорошо, да и экономически невыгодно, особенно, когда заставят платить.
И вот, например, если вслушаться в волшебную музыку величайшего кино-композитора всех времен и народов – Эннио Морикконе – рано или поздно придешь к осознанию невероятной близости в своей основе мелодизма итальянского маэстро в его знаменитых саунд-треках и мелодизма Арно Бабаджаняна. Если человек гений, то это – навсегда, и гениальность – величина непреходящая, а потому все созданное такими людьми не знает границ ни временных, ни географических.
Он умел искренне радоваться жизни, а самое главное – делиться этим чувством с другими людьми, он запросто устраивал праздники в будни и звал на них любого, кто был не прочь присоединиться к веселью. Вся его жизнь стала своеобразной историей любви, разлетевшейся по миру в удивительных песнях. Такую пронзительную музыку удавалось писать только ему.
Родившийся в январе
Арно Бабаджанян родился 21 января 1921 года в Ереване. Радости главы семейства – учителя математики Арутюна Бабаджаняна – не было предела. А через три года умер Ленин, и в огромной стране объявили ежегодный траур. Тогда отец задумался о смене даты рождения ребенка, не устраивать же праздник, когда остальная страна скорбит по большевистскому вождю, и день рождения Арно перенесли в метриках на 22 января, днем позже.
Музыкантов в семье не было, хотя отец иногда любил развлечься игрой на флейте – на любительском, конечно, уровне. А Арно в три года уже вовсю наигрывал на старенькой гармонике, а в 9 лет написал «Пионерский марш», свое первое произведение. Но между этими двумя датами прошло целых шесть лет, в течение которых случилось важнейшее событие – Арно заметил Арам Ильич Хачатурян.
Навестивший обычный ереванский детсад высокий гость был приятно удивлен
невероятными размерами таланта вундеркинда: в сравнении с микроскопическими сверстниками он, рослый, выглядел этаким Гулливером. Да и физические пропорции маленького Арно поражали – огромные кисти рук, неправдоподобной величины и конфигурации нос. Арам Хачатурян, прослушав шестилетнего мальчугана, констатировал: «Он избранный!» Позже гениальный Хачатурян будет появляться, как джинн из бутылки, в самый нужный момент творческой биографии Арно Бабаджаняна.
В 1928 году Арно был принят в группу одаренных детей при Ереванской консерватории. После «Пионерского марша», в двенадцать лет, он получил свой первый приз на конкурсе молодых музыкантов, где исполнил «Четвертую сонату» Бетховена и «Рондо капричиоззо» Мендельсона. После окончания музыкальной школы при Ереванской консерватории, учился в Консерватории. С 1936 года брал уроки у В.Тальяна С.Бархударяна. А потом была Москва.
Звездные десятилетия Арно Бабаджаняна
В столице Арно Бабаджанян поступил сразу на последний курс Гнесинки, окончив его по классу фортепиано у Е.Гнесиной и по классу композиции. После окончания училища он отучился в Московской консерватории имени Чайковского (класс специального фортепиано). В 1942 году возвратился в Ереван и продолжил учебу в местной консерватории. В 1946—1948 годах совершенствовался по композиции у Г. И. Литинского в Доме культуры Армянской ССР в Москве.
Невиданным событием в творческой жизни советской столицы было отмечена защита Бабаджаняном диплома. В экзаменационной комиссии заседали знаменитые пианисты и педагоги – Яков Флиер, Александр Гольденвейзер и Генрих Нейгауз. Кроме произведений классиков, необходимо было сыграть свое собственное сочинение, и Бабаджанян представил на суд выдающихся пианистов произведение в стиле Александра Скрябина. Члены жюри дослушали его и уточнили, что надо исполнить что-то именно свое, на что музыкант ответил, что как раз это он и сделал. Экзаменаторы были в шоке, ведь они досконально знали творчество Скрябина, а работу молодого Бабаджаняна приняли за музыку классика.
Создавая песню, Бабаджанян всегда знал наперед, кто ее будет исполнять. Он очень тонко чувствовал вокальные особенности того или иного солиста, а ведь с ним работали очень разноплановые исполнители: от Людмилы Зыкиной до Софии Ротару, от Юрия Гуляева до Жана Татляна. Не говоря уже об Иосифе Кобзоне, который порой в шутку обижался, пеняя композитору, что, мол, главные хиты достаются Магомаеву, а ему лишь иногда что-то перепадает. Хотя первым исполнителем знаменитого бабаджаняновского «Ноктюрна», вопреки всеобщему убеждению, был именно Кобзон, а не Магомаев.
Бабаджанян написал эту музыку для собственного исполнения на рояле, и не раз играл ее с оркестром Силантьева. Как-то Кобзон сказал Бабаджаняну: «Слушай, Арно, давай попросим Роберта, пусть напишет стихи — я очень хочу исполнить эту песню». На что получил ответ, что эту вещь трогать не надо: «Вот когда меня не будет, что хотите, то и делайте». И действительно, после смерти Бабаджаняна Кобзон обратился к Рождественскому, который написал пронзительные прекрасные стихи.
На протяжении тридцати лет, с 1953-го, когда ему поставили страшный диагноз – белокровие, вплоть до своей кончины в 1983-м, Бабаджанян, по сути, постоянно боролся за жизнь. Может быть, поэтому в его музыке так много драматизма, ведь, осознавая серьезность положения, Арно Арутюнович оставался веселым, компанейским человеком, любящим шутки, смех, анекдоты и всевозможные розыгрыши. Эти два жизненных начала постоянно боролись друг с другом. И музыка, несомненно, поддерживала его и помогала противостоять недугу.
Конечно, Арно Бабаджанян был классиком. «Каприччио», «Скрипичная соната», «Ноктюрн» — лишь некоторое тому подтверждение, однако неоценима его роль и в развитии армянской и советской эстрадной музыки. Вильям Сароян как-то сказал: «Он был первым, кто назвал меня армянским определением Мастера – Варпетом. Я ему ответил тем же, и вы знаете, он ничуть не удивился и даже не оспорил. И это прекрасно, что не оспорил, ибо настоящий Варпет всегда должен знать себе цену».
Явление феноменальное без преувеличения, Арно Бабаджанян обладал магнитной притягательностью. Евгений Евтушенко говорил о нем: «Он родился именно как музыкант. Его талант не есть сумма кропотливых, каждодневных усилий типично незаурядного музыкального дарования. Он атипичен, сама природа позаботилась об этом». Такие же отзывы о композиторе дали Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Андрей Дементьев.
Арно Бабаджанян всегда жил насыщенной жизнью и никогда не переставал удивлять: говорили, что от одного его появления на деревьях могут набухнуть почки, на замерзших реках наступить ледоход, а сумасшедшая метель мгновенно утихнуть.
«Во времена Шопена или Рахманинова было куда легче — собрания не проводились, в нарды и шахматы не играли. И жизнь была менее интересной. Сегодня даже не знаешь: писать музыку или жить. Впрочем, не будь я композитором, играл бы, наверное, на сцене, изображал бы комика. Думаю, он у меня получился бы гротесковый», — сказал как-то маэстро сам о себе.
Рубен Гюльмисарян
