Минувшим летом кинорежиссер Евгений Григорьев, член правления Российской гильдии неигрового кино, получил приз за лучший документальный фильм на международном кинофестивале «Золотой абрикос» в Армении.
Фильм «Напротив левого берега» является частью кросс-медиа проекта «Код города», в котором участники, обычные люди разных возрастов и профессий, снимают кино под руководством профессионалов. Перед участниками проекта стоит цель выявить особенность территории, особый код города. О нюансах этого необычного проекта мы поговорили с режиссером картины Евгением Григорьевым, а также с продюсером фильма «Напротив Левого Берега» и куратором проекта «Код Города» Анной Селяниной.
Давайте начнем с самого начала, «Код города» — что это за проект?
Анна Селянина: Это социокультурный, кросс-медиа проект. Это кинопроект, в рамках которого жители какого-либо города снимают про него короткие истории, новеллы, представляя таким образом миру.
Проект работает следующим образом: мы набираем группу молодых людей, у которых есть мечта, есть желание снимать фильмы и проводим с ними краткосрочный образовательный курс длительностью 2-3 недели. Обучая молодых людей основам киноязыка, драматургии, режиссуры, операторского мастерства, организации съемочного процесса, мы понимаем, что за три недели нельзя научить снимать кино, но наша задача здесь — скорее вдохновить на эту работу.
Евгений Григорьев: Мы помогаем им заглянуть в глаза чудовищ творчества, чтобы они никогда больше не думали ни о чем, кроме того, как сделать что-то новое, или, возможно, перестали думать об этом, так как их мечта осуществилась.
То есть это скорее некое проявление социальной журналистики?
Евгений: Нет, журналистики там нет вообще.
Анна: Я бы так не сказала, все же это кинолаборатория, и мы работаем с киноязыком, нас совершенно не интересует информационная повестка.
Евгений: И в этом его разница, он выходит за пределы повестки дня, навязанной медиа. Человек черпает то, что он хочет сказать с одной стороны в себе, с другой — в культуре, в пересечении культуры и времени, в котором существует, и этим пытается выйти за круг повседневных дел. С моей точки зрения, публицистика, как бы она хорошо не была исполнена (я сам по первому образованию журналист), никогда не дышит на той высоте, на которой может дышать художественное произведение. Мы их тянем в другую область, в область осознания.
В одном из своих интервью вы сказали, что этот проект также нацелен на то, чтобы люди оставались в своих городах и пытались что-то там менять.
Евгений: Это моя личная история, поскольку я — вот тот самый представитель человечества, которых миллионы в нашем мире, которые из маленькой деревни переезжают в маленький город, из маленького города переезжают в большой город, из большого города — в мегаполис. У меня всегда было ощущение, что лучше там, где меня нет и стремиться нужно именно туда. Да, отчасти это оправдалось, но с другой стороны я понимаю, что мы знаем, куда хотим поехать, но при этом совсем не знаем откуда уезжаем, от чего мы бежим. И вот когда приходит это осознание, у человека меняется траектория путешествия, она становится более осознанной. Тебе может не нравиться место, где ты живешь, и ты не поедешь куда-то туда, где код такой же, но масштаб другой. Суть та же, это не меняет качество твоей внутренней жизни. Собственно, мы растим чемпионов внутреннего мира. «Код города» — это не идеология — это технология, идеологически там только гуманистическая идея – «Главное — человек и место, в котором он живет» .
Помните советский слоган «не место красит человека, а человек — место»? Поэтому и получается кино, потому что мы видим прекрасных людей. Они могут быть не идеальны, но они красивы, и их красота красит место. Например, Ростов без наших героев обеднеет, это будет уже не Ростов, а вот, куда они приедут — это будет кусочек Ростова.
В этом смысл, мы с тобой носители культуры, которая не существует без человека, как искусство не существует без зрителя. Для меня зритель важен, я не могу снимать кино «в стол». Для моего сознания важно, что я делаю что-то очень важное. Я мог бы потратить свое время на съемку рекламных роликов и, по современным меркам, быть намного богаче и успешнее, но я понимаю, что на тот свет чешский сервиз не потащу, а умирая, буду вспоминать именно этот опыт, эту прекрасную возможность для меня, как для автора, — понять культуру. Я и Аня про Ростов сейчас знаем больше, чувствуем его иначе, чем огромное количество ростовчан. Это мой мотив.
Анна: Стимулом для нас служит желание и надежда на то, что чтобы жители любого города, где мы претворяем в жизнь наш проект, стали бы больше понимать свой город, лучше осознавать его. Мы, прежде чем начать работу, проводим два исследования в каждом городе. Первое сосредоточено на внешнем портрете города: как данный город выглядит в глазах жителей других городов. В результате получаем какой–то набор стереотипов, который виден издалека. К примеру, Ростов-на-Дону. Мы, жители других городов, знаем о нем, что это раки, казаки, рэп, бандитский город и, в принципе, — все. Но при этом мало кто знает, на какой стороне реки Дон он стоит. Стоит нам приехать в город и начать общение с жителями, понимаем, что для них самым ценным являются не казаки, которых никогда в Ростове не было, не рэп — потому что он уже на спаде, а Парамоновские склады, которые власти то пытаются разрушить, то их скрывают. А для жителей это место, где в жаркий день они могут искупаться, это такое — настоящее публичное место, и жизнь вокруг него волнует горожан намного больше, чем все остальное.
А коды, о которых вы говорите, они же меняются тоже?
Евгений: Да, но никто не задумывался, что все это — уходящие коды, они меняются от человека к человеку, они индивидуальны. Штука в том, что «Код Города» можно снимать каждый год. Это прекрасная практика осознания своей жизни.
Анна: И самое важное, что эти изменения взаимосвязаны. Возвращаясь к Ростову, там есть такое понятие -Левбердон (левый берег Дона), это такая 15 км. полоса, на которой куча ресторанов, шашлычных, куда весь город ездит отдыхать. Так вот, Ростов находится на правом берегу, а вот эта территория вольницы, свободы. Сейчас она меняется, там строится стадион к чемпионату мира, туда приходят развязки, брусчатка, город перешагивает на другой берег и понятие Левбердон, которое являлось одним из ключевых кодов, исчезает. Этот код уже не волнует молодое поколение, они не захотели снимать про это.
Евгений: И это есть диалог поколений, мы совсем разучились разговаривать. Я понимаю, что все, кто посмотрит этот фильм в Ростове, скажут: «нет, это не мой город». Но в этот самый момент, когда они будут несогласны, они будут формулировать для себя город, они выйдут из скорлупы соцсетей, повестки масс-медиа, они выйдут из повседневности и начнут ощущать себя ростовчанинами, которые будет спорить со мной и с этими ребятами. И этот диалог очень важен, это один из моментов, когда кино создает общественное мнение.
Анна: То есть мы исследуем город, вычленяем какие–то темы, участники лаборатории снимают на эту тему фильм, его видят горожане и возникает новый разговор. Город возвращается к его жителям, и новый пласт горожан включается в его жизнь.
То есть, я правильно поняла, это также попытка показать, что дом не заканчивается его стенами?
Анна: Да, современный город — это не моя квартира, современный город — это все возможности.
Евгений: Это как «взять за руку». Мы все со всеми этими социальными сетями стали слабыми к взаимодействию, мы начали терять чувство тактильности, а город — он тактильный.
Анна: Не надо забывать, что в любом городе люди ходят по стандартно начерченному маршруту. Нас поразило, что в Первоуральске, в этом маленьком городе на 150 тысч. жителей, люди не знали что происходит у них в соседнем дворе. И я помню во время показа половина зрителей благодарила нас, говоря, что они открыли свой город заново. А другая, наоборот, возмущалась, говоря, что они вообще не поняли, о чем этот фильм. «А как же Первоуральск без стелы Европа и Азия?» — и таких восклицаний было очень много.
Евгений: А представляете что будет если мы снимем код города Ереван? Что значит снять про человека кино? Сказать, что он тебе интересен. Представьте себе, каждый день выходят на улицу 12 человек и говорят: «Здравствуйте, вы нам интересны.»
Сколько длится каждая новелла?
Анна: От 3 до 8 минут. В Первоуральские наши сталкеры сняли эпизод про пожарную часть, она называлась «Рабочий полдень», который вошел в фильм. Но не все пожарные увидели его. Через полгода, когда праздновали День пожарника, наши сталкеры вспомнили об этом фильме, позвонили в пожарную часть и предложили его показать. А потом оказалось, что пожарники позвали ребят из всех пожарных и других частей. Новелла длится 6 минут. После показа все пожарники начали подходить к ребятам и говорить: « вот вам наша визитка случится, что – звоните».
Можно ли использовать эти фильмы для развития индустрии туризма?
Анна: Это сложный вопрос. Все три года, которые мы занимаемся проектом, мне казалось, что он должен быть очень интересен с туристической точки зрения, но загвоздка в том, что есть противоречия: когда мы показывали фильм о Ростове не ростовчанам, то получили много восторженных отзывов и высказываний, о желании поехать туда и самим увидеть; но когда мы его показываем ростовчанам, они считают что достопримечательности в городе другие.В каждом городе есть ведомство, занимающееся туризмом, и оно хочет, чтобы мы не разрушенный дворик показывали, а центральную площадь и фонтаны. И при этом не учитывается, что сейчас все больше людей ездят смотреть именно дворики.
Как можно попасть в проект?
Анна: Для начала нужно подать заявку, найти финансирование, мы подтягиваем какие-то федеральные ресурсы. Если говорить о России, то кто–то обеспечивает техникой, помогает снять за минимум денег, предоставляет помещение под лабораторию…
Сталкером кинолаборатории может стать любой, это открытый конкурс. Надо заполнить заявку и прислать видео, которое в этом случае может быть снято даже на мобильный телефон. Затем мы отбираем порядка 20 человек. По предыдущим двум лабораториям мы поняли, что до финала доходит меньше половины. Дальше мы проводим две или три сессии кинолаборатории, где обсуждаем темы, с которыми они приходят, часть тем берется из исследования, о котором мы говорили. Дальше они сами снимают свою историю, после чего мы все вместе обсуждаем ее, монтируем.
Мы едем в любой город, который нас зовет, нам важен не масштаб города, а человек, который живет в нем, который гордится какими-то вещами, хочет о чем-то рассказать. Первоуральск, Ростов, Красноярск, возможно Иркутск — многие хотят принять участие в проекте.
Какова стоимость проекта?
Анна: До кризиса порядка 5-7 млн рублей на город. Это модуль, который включал в себя исследование, лабораторию и, на выбор, или фильм, или кинокарту (сайт в интернете, где прикреплены все 50 историй).
Оплачивается ли работа сталкеров?
Анна: Нет, они в самом начале подписывают договор, согласно которому весь отснятый в рамках лаборатории материал принадлежит проекту «Код Города». Мы же взамен организовываем для них образовательную программу, за которую они нам ничего не платят. И конечно, мы всегда сохраняем авторство.
Что изменил в каждом из вас этот проект?
Евгений: Я вдруг понял, что не смогу больше снимать про город, с которым уже имел дело. Я высказался на тему кода города, дальше должен быть другой режиссер, для которого я буду буфером. Возможно и вернусь к этому лет через пять, но не сейчас. Я увидел, что документальное кино — потрясающий вид искусства, который лечит и автора. А город раскрывает невидимые смыслы, открывает что-то невероятное.
Анна: Этот проект однозначно показал мне, что кино — это командная работа, и я, как продюсер проекта, могу точно сказать, что невозможно сделать проект про город, в котором сам не живешь, если у тебя нет заинтересованной влюбленной в проект и в свой город команды.
Беседовала Арминэ Агаронян
