Когда получается все, за что ни возьмись
Ленивая прохлада пустого кафе в невыносимо жаркие ереванские три часа дня мгновенно взорвалась, стоило в него зайти Карену Геворкяну. Нет, прохлада осталась, исчезли лень и спокойствие. Этому человеку семьдесят пять, но достаточно трех минут разговора, чтобы ощутить его намного моложе себя – такая энергия и неистребимая воля к жизни, творчеству и поступкам исчезает в наше время, как правило, в начале четвертого десятка лет от рождения.
Талант – штука неистребимая
Карен Геворкян начал с того, что отучился в музыкальной школе. Этот факт не оказал видимого влияния на его последующую творческую жизнь, но, безусловно, принес много пользы в личном постижении природы искусства. Поразительно, но Геворкяну всегда удавалось достичь больших высот во всем, за что он брался, и касается это не только кинематографа. Кинорежиссер, например, внес немалый вклад в создание первого армянского внедорожника и развитие отечественной авиации – его технические предложения в области аэродинамики заслуживают пристального внимания специалистов.
Другое дело, что почти всегда он, как и многие другие, наталкивался на твердокаменное чиновничье (и потенциально спонсорское) – «а что я с этого буду иметь?». После такого вопроса, согласимся, пропадает всякая охота заниматься вытаскиванием условного бегемота из болота, реального вполне. И происходит такое чуть ли не на каждом шагу – вряд ли это сугубо армянская модель мышления, скорее – пережиток того из советской действительности, что очень хочется забыть, а у нас в Армении, к тому же, стяжательство всего, что только возможно, приобрело особенно уродливые формы.
Но Карен Саркисович – человек неугомонный, поэтому из кинематографа он выжал все что мог, прошел все дороги. Операторского факультета ВГИК-а, в мастерской Бориса Волчека, ему показалась мало и, поработав некоторое время на «Арменфильме» и сделав операторскую работу в известном армянам фильме Д.Кесаянца «Хозяин и слуга», Карен Геворкян отправляется обратно в Москву, в тот же ВГИК, теперь уже на высшие режиссерские курсы, и вновь возвращается на «Арменфильм». Потом будут еще киносценарии его пера, продюсирование – вот и получается, что Геворкян перепробовал в кино все, что можно, но остался режиссером. Забыл спросить, пробовал ли он играть перед камерой, но раз не сказал сам, то, наверное, нет.
Огороды и монастыри
Карен Геворкян совершенно искренне не понимает, как попытки что-то сделать в искусстве и бескорыстную помощь родной стране можно рассматривать как желание влезть в чужой огород или навязать монастырю свой устав. А такое происходит сплошь и рядом, и Геворкян не воспринимает происходящего, но все равно – опять и опять придумывает что-то новое и старается воплотить в жизнь.
После высших курсов режиссуры Карен Геворкян вернулся в «Арменфильм» и несколько лет проработал спокойно. Гром грянул неожиданно, после того, как режиссер закончил фильм «Прощание за чертой». Фильм запретили, в Москве заметили в нем что-то антисоветское, в Ереване – антиармянское, и с «Арменфильмом» пришлось тоже расстаться, а всего лишь через две-три недели после расставания режиссеру уже поручили съемки пятисерийного фильма «Иван Павлов. Поиски истины» на «Лентелефильме».
А «Прощание за чертой» — это была история обычной девушки того времени, ничего экстраординарного и криминального, но в фильме увидели политику, говорит Геворкян, и заметно, что для него это уже дела давно минувших дней. А вот то, что произошло позже, саднит в душе до сих пор, оставив след на всю жизнь.
Там, где уже не хочешь быть
Еще в начале тревожных 1990-ых, после самого своего известного фильма «Пегий пес, бегущий краем моря», Геворкян задумал снять хронику тех военных лет. Это ему в большой степени удалось, был ряд документальных картин, но, по большому счету, фильмы оказались невостребованными не из-за их художественных качеств, потому что плохое кино Гевoркян не снимет, а по причине келейной возни, в которой никакому кинематографу нет места.
Несмотря на это, Геворкян остался работать в Армении, не отлучаясь из нее надолго, вплоть до 2009 года. В том году он снял «Геноцид без комментариев», тоже документальное кино. И оказалось, что произошедшее с военной хроникой было лишь прелюдией к экзекуции, устроенной разными товарищами, ставшими в одночасье господами, новому фильму. Слово мастеру: «Я снял двухсерийный документальный фильм «Геноцид без комментариев», который, как выяснилось, оказался никому не нужен – ни в диаспоре, ни здесь. Я столкнулся с вопиющим отношением к этому предмету. Более того, нашлись даже люди, которые попытались мне втолковать, что я залез в их огород. Одна лишь «похвала» от директора Музея геноцида чего стоит — он официально пообещал очень быстро расправиться с нашим фильмом. В вину мне вменялась попытка рассорить армян с дружественными немцами. Теми, чьи предки в начале прошлого века не менее дружно истребляли наших. И это тоже закономерно?».
И теперь уже насмешкой судьбы над пароном директором музея смотрится признание армянского Геноцида германским бундестагом, в котором немцы каются и в собственной вине…
Это стало последней каплей для Геворкяна, который покинул Армению в третий раз и, видимо, уже окончательно – он приезжает, утоляет ностальгию, но ему уже «довольно сложно говорить об армянском кино, о национальной культуре, да и вообще об Армении… Бессмысленно как-либо оценивать культурное пространство, в котором не желаешь более себя видеть». При этом режиссер считает, что у него две родины – Армения и Россия, поэтому и не оставляет его неукротимая мечта лицезреть родные страны лучше, честнее и чище.
А Санкт-Петербург мастера вновь оценил, и уже во второй раз буквально с ходу Карен Геворкян оказался невероятно востребованным – и месяца не прошло, как ему предложили открыть свою мастерскую в институте кино и театра, и теперь он учит молодых быть режиссерами кино и телевидения. Но – режиссерами, творцами, а не тем, о чем он говорит с ужасом: «Я, как и многие, смотрю время от времени телевизор. И считаю руководителей каналов, которые плодят этот сериально-криминальный обезьянник, настоящими преступниками. Врагами народа, если хотите. Это же работа на деморализацию людей, на разложение общества. Ведь если бандиты и жулье сегодня – герои жизни, то это уже конец. Опомнитесь, не про то наша жизнь. Это же какая-то патология – люди зомбированы развлекаловкой! Перед телеканалами поставлена четкая и ясная задача: развлекать и тем самым отвлекать людей от истинного положения вещей в стране.
Чушь! Человека нельзя отвлечь от урчания в его желудке. Телекартинками нельзя увести человека куда-то – его можно лишь испортить. Можно превратить в циника, в урода – в кого угодно, но только не в порядочного и нормального человека».
Происходящее сегодня Карен Геворкян воспринимает не иначе, как настоящую диверсию и, не хочется этого признавать, а придется – он, скорее всего, прав.
Бесконечное кино
И все же кино — «болезнь» неизлечимая, которою заболеваешь раз и навсегда. Сегодня Карен Геворкян снимает фильм о шахтерах, из трех частей, этакий триптих, каждое полотно которого представляет собой вполне самодостаточное кинематографическое произведение. Скоро состоится премьера первого фильма трилогии, пока снят только он, и хотелось бы, чтобы премьера эта прошла в Армении. Наверное, здесь остались еще неравнодушные люди, которым под силу организовать это несложное мероприятие.
А главный фильм Геворкяна (сам он может так и не считать), наверное, все-таки – «Пегий пес, бегущий краем моря». Раздвинув айтматовскую повесть и истолковав ее чуть иначе, режиссер снял фильм в своей излюбленной манере – документальное кино по художественному произведению. Жизнь нивхов, маленького народа, живущего у Охотского моря, наверное, и нельзя было приукрасить, за неимением почвы и простора воображения для приукрашивания.
Впрочем, и не надо было этого делать с племенем суровой земли. Карен Геворкян рассказывает о съемках скудно – говорит лишь, что нивхи многому его научили, но чувствуется, что весь процесс, сопряженный с картиной, оставил серьезный след в душе режиссера. И такая шукшинская манера повествования, подробная и всеобъемлющая, была в самый здесь раз. Критики, которые отзывались о картине не ради одного лишь гонорара, определяли способ повествования как философско-поэтический документализм. Основа неспешности такого кино – в медленном его ритме, четкости фактур, обилии дальних эпических планов, в актерах, впаянных в настоящую неприукрашенную кинематографическими излишествами жизнь и не отличимых от подлинных людей, что есть большое искусство, подвластное единицам, и вокруг изящная отстраненность, сочетающаяся с вдумчивым проникновением в человека и его судьбу.
Карен Геворкян считает, что лучше снимать кино, чем он нем говорить. Хотя бы для того, чтобы избежать многочисленных проблем, которые кинодеятели создают себе на голову, а потом эти проблемы закостеневают и становятся частью жизни и – деваться-то некуда – создатели проблем начинают им поклоняться и заставляют следовать им и окружающих.
В результате получается подобие секты. А ведь проблем-то, говорит Карен Геворкян, как раз и нет, а есть отсутствие профессионализма и элементарной культуры. И задачи творческой, четко поставленной и освященной страстным желанием ее решить, нет тоже, а есть животное тупое желание заработать много и сразу.
«А вот вы возьмите и снимите кино о стране, о людях – увидите, как люди побегут его смотреть. Но ведь это надо уметь делать! А для этого в свою очередь надо уметь любить этих людей. А это, как правило, куда труднее, чем снимать кино», — говорит Карен Геворкян.
Рубен Гюльмисарян
