Смеющееся 1 апреля этого года ворвалось известием о кончине Евгения Евтушенко, и сразу стало не до шуток. Один из четырех символов возрождения русской поэзии, проживший дольше всех, отправился на небеса, к своим друзьям-сподвижникам – Белле Ахмадуллиной, Андрею Вознесенскому и Роберту Рождественскому, оставив нам, читателям, свои стихи и прозу. О Евтушенко писали и сплетничали разное, в том числе и достаточно нелицеприятно, порой грязно, но согласимся: прожить без малого 85 лет, быть ярчайшим поэтом и «гражданином мира», и не заслужить сплетен – так бывает только у святых, которых лишено наше время. Тем более, что в правдивости этих сплетен (как и любых) есть большие сомнения, и не потому, что об ушедших либо хорошо, либо ничего. А охальники есть и будут.
Да, «гражданин мира» — так его называли, и он охотно подхватывал. За свою долгую творческую жизнь он объехал почти весь земной шарик, везде находя друзей и, в конечном итоге, влюбившись в эту планету. Южный Кавказ – Закавказье, как тогда говорили – не стал исключением в географии этой любви. Евтушенко неоднократно бывал во всех трех южно-кавказских республиках, вынося из каждой поездки новое и необходимое сердцу поэта. И, разумеется, искал в первую очередь встреч с коллегами по литературному цеху. Например, в Азербайджане, который он посещал реже, чем Грузию и Армению – так уж вышло – Евтушенко открыл для себя тогда еще совсем молодого писателя Чингиза Абдуллаева, а потом даже написал стихотворение, посвященное Дронго, герою детективных романов азербайджанского литератора.
Особое место в душе и сердце Евгения Александровича занимала Грузия – эта страна всегда магнитом притягивала многих русских поэтов. Грузинская тема появилась в творчестве Евгения Евтушенко уже в начале его творческого пути, в 1950-е годы, и позитивная энергетика ее земли и людей, на ней живущих, несказанно обогатили поэзию молодого Евтушенко, стимулировали развитие его таланта, поиск новых художественных решений. Тем более что за этим поиском стоит многовековая традиция тесного и плодотворного культурного взаимодействия двух народов.
Русская душа Евтушенко, следуя давней традиции российской словесности, чутко откликнулась на грузинскую культуру, стремясь к познанию ее национального образа. И совсем не случайно, что поэт отметил свой 70-летний юбилей именно в Тбилиси. Причем юбилей Евтушенко совпал со 110-летием Владимира Маяковского, и Евгений Александрович, приехав в Грузию, первым делом отправился в Багдади, на малую родину поэта революции.
Кстати, именно в Грузии Евгений Евтушенко получил первую в своей жизни отечественную литературную премию в качестве награды за тридцать лет работы в советской поэзии – это произошло в 1981 году, во время традиционного тогда праздника, посвященного Галактиону Табидзе. Поэту была вручена премия имени грузинского классика – так грузинский народ выразил благодарность Евтушенко за огромный вклад в развитие российско-грузинских культурных связей, в популяризацию грузинской поэзии, в диалог культур.
В творческом сознании Евтушенко прочно укоренились вековые культурные связи России и Грузии, особое их духовное родство. По словам поэта, «братство русской и грузинской поэзий – это не только братство в застольях, но и братство в трагедиях». Евтушенко вел художественные диалоги с Галактионом и Тицианом Табидзе, Паоло Яшвили и Михаилом Джавахишвили, с их русским другом Борисом Пастернаком и другими, чьи имена стали знаковыми для культурной традиции двух стран.
«Грузия зарядила меня на многие годы вперед ренессансным ощущением жизни, которое мне преподавали своей дружбой мои грузинские друзья. Я редкий долгожитель в поэзии – и это наверняка подарок Грузии. Но насчет того, что только Грузия была единственным местом, где я ловил чистую, нефальшивую ноту – это неправда. Не надо обижать все остальное человечество. В каждой стране – увы! – есть и фальшивые ноты, и, слава Богу, чистые. В России тоже. Но все-таки воплощением каждого народа являются его лучшие люди», — говорил в одном из интервью Евгений Александрович.
Самое свое «кавказское» произведение – поэму «Пушкинский перевал» — Евтушенко написал, путешествуя по Грузии и Армении. В поэме Евтушенко строит мост между настоящим и будущим, традицией и современностью. Это проявляется в ее романтическом дыхании стихов, в использовании устаревшей лексики и в пейзажных зарисовках, где реализм перемешан с романтикой, а проза – с высокой лирикой стиха:
Пузатые марани по бокам
просили их похлопотать — хоть разик! –
но, вежливо сигналя ишакам,
упрямей ишака трусил наш газик.
А солнце все вздымалось в синеву,
А Грузия, лилась, не прерываясь,
и как трава вливается в траву,
и как строфа вливается в строфу,
В Армению она переливалась.
«Перельемся», вслед за Евгением Александровичем, из Грузии в Армению и мы.
И верю я — настанет день, когда
Границ не будет — только арки радуг,
Исчезнут в мире злоба и вражда
И я прижмусь щекою к Арарату.
А если нет — лишь бы хватило сил!
Пусть надорвусь, пусть мой хребет дробится
Я Арарат на плечи бы взвалил
И перенес его через границу…
«Я не знаю армянского языка, но армянская поэзия, начиная с ее классиков, всегда производила на меня глубокое впечатление в русском переводе, хотя почти любой, даже самый превосходный, перевод обречен на неумолимые языковые потери. Начиная с могучей классики Исаакяна, доказавшего, заодно с русскими классиками, мощь прозрачности, переходя в напряженную драматическую силу Чаренца, а затем в яростную, исповедально обнаженную стихию Паруйра Севака, армянская поэзия всегда хранила в себе единение эмоции и мысли, как естественный брачный союз, благословленный наследием великой национальной культуры», — эти слова Евтушенко сказал давно, почти в самом начале своего знакомства с Арменией и ее литературой.
Впервые поэт приехал в Армению на похороны Аветика Исаакяна — это был 1957 год. Это печальное мероприятие сыграло огромную роль в его постижении Армении. Не считая правильным передавать слова поэта в вольном пересказе, поместим здесь его прямую речь: «Это было похоже на траурный праздник победы поэзии над смертью. Из разных городов и сел Армении шли десятки тысяч людей, чтобы отдать дань любви великому Варпету (Мастеру — ред.). В отличие от некоторых других похорон, случавшихся на моем веку, я не замечал никакой суеты, никакой толкотни, никакого футбольно-эстрадного любопытства. Люди отдавались своей печали величаво, сдержанно, предоставляя сами себя ее медленному течению, и в этой общей печали находили, как утешение, единство, а может быть, надежду на будущее единство, еще более всеобъемлющее. Благословен поэт, который дает людям, разобщенным повседневностью, чувство единства – пусть даже в тот час, когда тело поэта опускается в землю, становясь ею навсегда. Наверное, в этот день и предстала предо мной душа армянского народа в его исторической трагедийной разбросанности по всему земному шару, и в то же время с неутраченной, а может быть, еще более обострившейся жаждой единства. В чувство родной земли всегда входит понятие духа народа, а дух народа непредставим без поэзии, и поэтому комья армянской земли, бросаемой на гроб Исаакяна, были не соприкосновением живой земли с мертвым телом, а соприкосновением живой земли с живой землей».
И еще: «ни один народ нельзя понять, мысля лишь обобщенными категориями. Иногда – к счастью, иногда – к сожалению, очень многое в нашем отношении к любому народу зависит от первого знакомства с конкретным человеком. И мне повезло, что первым армянином, с которым я близко познакомился и подружился, был выдающийся поэт и человек – Паруйр Севак».
Паруйр Севак и Ованес Шираз, Геворг Эмин, Амо Сагиян и Сильва Капутикян, Арно Бабаджанян, написавший музыку к некоторым стихотворениям поэта – Евтушенко познакомился в Армении с людьми, ставшими ее легендой. Поэтому и вошла страна навсегда в творчество и мысли поэта. Нам не дано узнать, что чувствовал и думал Евтушенко в течение лет, проведенных в Америке – он, так любивший Грузию и Армению, написавший о них великое количество стихов, и только о России он написал больше. Был ли снег там, вдали, похож на «белые снеги» родной Сибири – тоже не узнаем, и пусть это останется тайной, которую он унес с собой. Но похоронить себя поэт завещал все же не в чужой земле, а в родном Переделкино.
Подготовил Рубен Гюльмисарян
