Председатель Совета министров СССР Николай Рыжков совсем недавно отметил 90-летний юбилей. Рыжков – единственный не-армянин из тех, кто удостоен звания «Национальный герой Армении», а 7 декабря 1998 года, в день десятой годовщины страшного землетрясения, открыл в Спитаке памятник самому себе.
Мы до сих пор говорим про «зону бедствия», имея в виду районы, пострадавшие от Спитакского землетрясения 7 декабря 1988 года. К стыду нашему, мы так и не смогли за 30 с лишним лет избавиться от этой «зоны». Сотни и тысячи людей в те зимние дни 31 год назад – и много позже – спасали жизни, разгребали завалы, с нуля отстраивали разрушенные больницы, школы, родильные дома и хлебозаводы. Всем им огромная благодарность, а Николай Иванович стал в Армении живой легендой.
«Я уезжал в Армению по зову гражданского долга, и оставил здесь свое сердце», — сказал Рыжков, открывая памятник.
К вечеру 7 декабря 1988 года предсовмина был уже в Ереване. Ему выделили было «Чайку», лимузин, на котором ездили все важные люди из союзного и республиканских руководств. Рыжков тогда возмутился в первый раз – никаких, мол, «членовозов», автобус давайте, а на всякий случай – вертолет, если куда-то надо будет сорваться сверхсрочно, или по дорогам никак не проехать. Рыжков ночевал в Ереване, часа 3-4, и утром сразу выезжал к месту трагедии.
Николай Иванович вспоминал, что самыми страшными были первые сутки – хаос, всеобщее горе, никто ничего не соображает и не понимает, что делать, только несколько групп спасателей-непрофессионалов из самой Армении и Грузии стиснув зубы, разгребают завалы. Он сумел к исходу вторых суток во многом ликвидировать хаос, и более или менее скоординировать действия на местах в условиях круглосуточного аврала. С каждым днем работа шла все осмысленней и четче.
«Профессионалов, к несчастью, было мало. Своих — вообще считанные единицы, службы спасения людей в экстремальных условиях у нас до тех пор не существовало, только горноспасатели были. Мы в те дни поражались, когда видели оборудование спасателей, прибывших из-за рубежа. Мы и не верили раньше, что не в фантастических романах, а в реальной жизни существуют приборы, реагирующие на тепло человеческого тела, на стук сердца, на дыхание даже. И собак, умеющих чуять людей под развалинами, у нас не дрессировали», — пишет Николай Иванович в воспоминаниях.
В Армению ринулись добровольцы со всей планеты. На второй же день появились французы с одеждой и медикаментами, и за неполные сутки извлекли из-под развалин около 60 человек – живыми. Рыжкову довелось тогда координировать действия со спасателями и врачами из Израиля – в то время СССР с еврейским государством не поддерживал никаких отношений, даже на неофициальном уровне, а израильтяне взяли и просто приехали, и кто бы посмел их не впустить?
А вот советский МИД оказался тяжелым на подъем, сетовал Рыжков – даже переводчиков прислали неделю спустя, до того приходилось объясняться с иностранцами жестами. «Позже Шеварднадзе (министр иностранных дел СССР – ред.) обиженно звонил мне: мол, почему не предупредил, не объяснил, что необходима активизация его службы… Я спросил: а разве тех добровольцев из-за рубежа, что прибывали в республику, кто-нибудь предупреждал, объяснял им, что необходимо?», — и поныне не перестает возмущаться Рыжков.
Генсек Михаил Горбачев, прервав зарубежный визит, вылетел в Армению. Рыжкову звонили из Москвы, спрашивали, есть ли возможность посадить в Ереване тяжелый самолет, а он не понимал, зачем нужен тяжеловоз, чтобы привезти одного генсека, пусть даже с Раисой Максимовной? На том конце провода отвечали, что высылают для генсека бронированный ЗИЛ.
Тут Николай Иванович рассвирепел окончательно. Никаких бронированных «членовозов», сказал он начальнику охраны Горбачева, как отрезал – со мной на автобусе поедет генсек, вы бы еще взвод мотоциклистов для эскорта сюда отправили. В итоге ЗИЛ привезли, но Горбачев ездил с Рыжковым на «Икарусе».
Этот красный автобус вся Армения узнавала уже на третий день – машины, забившие дороги на Спитак, Ленинакан и окрестные села так, что ни пройти, ни проехать, каким-то непостижимым образом расступались перед ним, открывая свободную полосу для «Икаруса», скорой помощи и пожарных.
А Рыжков забыл свой удобный московский кабинет в союзном совмине и вспомнил молодость инженера-технолога, вот когда по полной пригодились подзабытые, казалось бы, навыки.
Иногда у людей возникало впечатление, что этот человек способен находиться одновременно в нескольких местах, настолько оперативными и своевременными были его перемещения. Рыжкова знали в лицо, женщины его обнимали, а мужчины молча пожимали руки.
Как-то вертолет сел в паре километров от села, в которое во что бы то ни стало нужно было попасть, ближе было невозможно – горы, опасно. Пошли пешком по грязной, слякотной дороге, в проливной дождь, и тут сзади подобралась «Волга». Сопровождавшие Рыжкова армянские чиновники (разумеется, довольно высокого ранга) попросили водителя дать им машину, на что тот вполне резонно покрутил пальцем у виска – мол, с какой стати я дам свой автомобиль бог весть кому?
«Это для Рыжкова», — ответили водителю. Тот вгляделся в лицо, узнал, и выскочил из-за руля, как ошпаренный – конечно, мол, берите, поезжайте, какой может быть разговор. «Волгу» хозяину вернули в целости и сохранности, отмытую и подремонтированную.
Николай Иванович работал почти круглосуточно и без выходных. «Мы вовсю ломали, проектировали, восстанавливали, строили заново», — писал потом Рыжков. К концу 1988 года в восстановительных работах было занято почти 70 тысяч человек со всей страны, это не считая зарубежных специалистов. Строительные работы были оценены в 8,5 миллиарда рублей – тех рублей, советских, это была астрономическая сумма.
Проектировщиков подгонял не только Рыжков и его заместитель Баталин, но и сами строители – их в Армению везли эшелонами. Разгружались, выстраивали для себя временные городки из вагончиков, рассчитывая жить и работать здесь несколько лет — до полного восстановления разрушенного.
«Мы жили бедой, вся страна жила бедой, и мы вытащили бы республику из этой проклятой дыры-беды, если бы…», — на этих словах Николай Иванович замолкает.
Вот это самое «если бы» и стало провозвестником того, что спустя 31 год после катастрофы мы все еще оперируем понятием «зона бедствия». Когда у правительств, сменяющих друг друга, есть кардинально иные интересы, «зона бедствия» может оставаться таковой и 31 год, и 101…
В 2008 году, в 20 годовщину трагедии, Николаю Рыжкову было присвоено звание «Национальный герой Армении». Он стал первым и пока единственным человеком, удостоенным геройского звания, и не имеющим армянского происхождения. И тут уже ничего не добавить и не убавить.
Николай Иванович рассказал в мемуарах такую историю. «Когда я вернулся в Москву, мой пятилетний тогда внук Коля с гордостью сообщил мне:
— Дедушка, я тебя по телевизору смотрел, слушал, и все-все видел. А потом свою копилку разбил и послал денежки в Армению».
Оказывается, внук ежедневно внимательно смотрел программу «Время» — главный новостной выпуск общесоюзного телевидения. Пятилетний ребенок понял все, и отдал накопленные (на велосипед) сбережения в размере 27 рублей с копейками в фонд помощи пострадавшим от Спитакского землетрясения.
В семье до сих пор бережно хранят ту почтовую квитанцию о денежном переводе.
Рубен Гюльмисарян
