Имя Мартироса Сарьяна не нуждается в представлении – его творчество сыграло ведущую роль в становлении национальной школы армянской живописи.
Глядя на жизнеутверждающие картины Сарьяна, трудно представить, что он жил во времена Геноцида армян, застал гражданскую и Первую мировую войны. Художник изображал горы, реки, долины, овраги и холмы, взывая тем самым к жизни, миру и красоте.
5 мая — день смерти самого «национального» художника Армении. Минуло ровно 45 лет. Сегодня мы вспомним мастера и пройденный им нелегкий путь, на котором больше всего его страшило стать «модным» художником.
Поиски художественной индивидуальности
Мартирос Сарьян родился 16 (28) февраля 1880 года в патриархальной армянской семье в городе Нахичевань-на-Дону (ныне Ростов-на-Дону). Именно здесь, на хуторе отца, прошли детские и юношеские годы Сарьяна.
«Маленький хуторочек, в котором жил мой отец со своей многочисленной семьей, находился в пятидесяти верстах на северо‐запад от Ростова. В этом хуторочке, заброшенном в степи, я провел свои золотые детские годы. Эти условия жизни давали мне возможность наблюдать природу, животных и трудовой крестьянский люд», — вспоминал Сарьян.
«Мне приходится вернуться к моим детским впечатлениям, глубоко засевшим во мне и доныне. Я не буду перечислять всего, что так запало мне в душу и запечатлелось во мне, многое я уже забыл, но должен напомнить об одном очень важном обстоятельстве, каковым является для меня сама природа. Величественное небо и широкая степь, с буграми и «миражными курганами» на далеком горизонте, давали возможность наблюдать за всеми явлениями природы, связанными не только со временами года, но также утра, вечера, дня и ночи. Детское восприятие всего этого неописуемо грандиозно и фантастично. По оврагам с зелеными лугами, раздвинутыми к буграм, протекали речки, обросшие стройным густым камышом, а по буграм коврообразно раскинулись хлебные поля. Наконец, трудовой крестьянин с загорелым от солнца и воздуха лицом, с растрескавшейся мозолистой кожей на руках и ногах, вымазанных дегтем, запах которого так приятно щекотал наши ноздри. Высокие травы с бесконечным количеством цветов, с реющими над ними миллионами многоцветных бабочек и снующих под ногами или греющихся на солнце ящериц. Яркое солнце, до изнурения жаркие дни, с целым роем кровожадных насекомых, иногда обращавших в бешеное бегство целые стада рогатого скота и сбивавших в кучи стада овец; мохнатые овчарки зарывались в ямы, чтобы скрыться от зноя и назойливых мух. Мы же, маленькие дети, изнемогающие от жары, тайком ползком залезали в запрещённые баштаны, чтобы утолить свою жажду сочными дынями и арбузами. Все это было предметом моих детских увлечений. Вот откуда я попал в город восьмилетним мальчиком», — вспоминал Сарьян.
Именно эти детские впечатления зарoдили в художнике любовь к природе и во многом определили в последующие годы его интерес к пейзажной тематике.
В 1895 году Сарьян закончил городское училище. С 1897 по 1904 годы учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, в том числе в мастерских именитых русских художников Валентина Серова и Константина Коровина.
Некоторое время Сарьян работал в мастерских Степанова и Васнецова. Последний заменил умершего Исаака Левитана, у которого Сарьяну пришлось работать очень недолго.
В училище Сарьян получил необходимые навыки. Об этом можно судить по его произведениям ученических лет: «Портрет матери», «Портрет дяди», этюд коровы считаются грамотно написанными работами, но индивидуальности художника в них пока не замечали. Занятия в 1903 – 1904 годах в мастерской Серова и Коровина сыграли большую роль в формировании художника. Сарьян особенно высоко ценил Серова.
«В школе я не увлекался работами своих преподавателей, но мы, ученики, многим обязаны нашему блестящему учителю Валентину Александровичу Серову, который своими постоянными наблюдениями за нами и острыми замечаниями всегда поддерживал в нас напряженный интерес к работе», — говорил Сарьян о Серове.
По словам художника, это были самые трудные годы его жизни – среди пластов академизма и чужих стилей найти себя самого. Окончив училище в 1903 году, Сарьян не захотел писать дипломную картину, удовлетворившись званием «неклассного художника» и, как уже говорилось, пробыл еще полтора года в мастерской Серова и Коровина.
В 1901—1904 годах впервые прибыл на свою историческую родину — Армению, где посетил Лори, Ширак, Эчмиадзин, Ахпат, Санаин, Ереван и Севан.
Сарьяна в Армении пленило все: южное солнце, зной, тот новый, своеобразный мир, в котором ему открылась иная жизнь, иной быт, иные люди и даже иные животные. Это оказалось таким непохожим на все то, что он видел в Москве. В нем пробуждались затуманенные впечатления детских лет — жизнь на хуторе отца.
«Острота нового восприятия как бы совпадала с моим детским миром, с моим временно уснувшим прошлым миром детства», — писал Сарьян.
Впечатления от родины оказались очень сильными, но они были настолько новы, что не сразу нашли отражение в работах художника.
Армения дала Сарьяну пока неясные, немного смутные представления о совершенно новых формах изображения природы.
Красные цветы Геноцида
С 1910 по 1913 годы Сарьян совершил ряд поездок в Турцию, Египет и Иран.
«Но вот в 1915 году я узнал о бедах, вновь павших на долю Армении. Бросил все и уехал на родину. В Эчмиадзине и вокруг него я встретил толпы людей, бежавших от Геноцида из турецкой Армении… На моих глазах умирали люди, а я почти ничем не мог им помочь… Я тяжело заболел, меня увезли в Тифлис с явными признаками глубокого душевного расстройства», — вспоминал Сарьян.
Художник долгое время не мог работать. Однако в Тифлисе (ныне Тбилиси) он встречает дочь армянского писателя и педагога Газароса Агаяна — Лусик Агаян. Сарьян находит в ней родственную душу и вскоре женится на ней. После долгого перерыва он делает попытки вернуться к работе и понимает, что только благодаря Армении возможно его творческое возрождение.
«В эти дни страданий я всем сердцем, всем своим существом породнился со своим народом. И не было бы меня как художника, как личности, если бы не выросло во мне это чувство родины. Ей я посвятил все свое дальнейшее творчество», — писал Сарьян.
Первое, что он создал после пережитого была картина, изображающая огромный букет красных цветов. Казалось, путь спасения найден.
«Искусство должно призывать человека к жизни, к борьбе, вневременными, общечеловеческими мотивами внушать ему веру и надежду, а не подавлять его описанием трагичных сюжетов», — говорил художник.
То, что на картинах Сарьяна невозможно увидеть скорбь, заметил еще американский писатель армянского происхождения Уильям Сароян.
«Да, Мартирос Сарьян армянин, а это значит — он выжил. Потому вслед за его именем идет имя Марка Шагала. Их роднит еще невероятный талант – превращать все мертвое в живое. Вы не увидите погромов на картинах Шагала и не увидите резни на картинах Сарьяна. Они – маленькие дети с широко раскрытыми глазами», — писал Сароян.
«Без тесной связи с родиной, нельзя найти себя, свою душу…»
«Больше всего на свете я люблю солнце. Любить солнце – значит любить мир, любить землю и все то, что на ней. Смотреть глазами и видеть сердцем! Смотришь порой на ярко освещенные цепи гор и дивишься многообразию оттенков: от светло-голубых вершин до густо-фиолетовых склонов. Когда все это богатство красок переносишь на полотно, многие удивляются: разве бывают фиолетовые горы? Способность удивляться – величайший дар человека… Удивление ведет к раскрытию истины… Думаю как написать Комитаса? Хочу изобразить Армению, ее села, скалы. Комитас несет в себе природу. Это наша земля, ее запах, вкус, вода, воздух в горах. Все это выражается в его песне. Все это выражается в его песне. Земля как живое существо, она имеет свою душу и без родной земли, без тесной связи с родиной, нельзя найти себя, свою душу…», — говорил Мартирос Сарьян.
В 1921 году Сарьян вместе с семьей переезжает в Армению. Здесь он погружается в изображения красоты родной природы. Вскоре он организовывает Государственный музей археологии, этнографии и изобразительного искусства, участвует в создании Ереванского художественного училища и Товарищества работников изобразительного искусства.
В 1922 году по эскизам Сарьяна создают герб и флаг Советской Армении. К концу 1925 года он становится всемирно признанным и известным художником.
«Мне не нравился мой успех, я боялся стать модным художником», — говорил Сарьян.
Вскоре ему было присвоено звание Народного художника Армении, которое открыло для него новые возможности. С 1926-1928 годы Сарьян живет и работает в Париже, где участвует в художественной выставке в местной галерее Жерар.
«Картины Сарьяна являются ярким выражением такого сильного и самобытного темперамента, что не могут не произвести сильнейшего впечатления на зрителя. И краски его, и рисунок заслуживают большого внимания с точки зрения исканий современного искусства», — сказал итальянский критик Джузеппе Спровиери.
В 1930 годах главной темой полотен Сарьяна остается природа Армении.
Живя вдали от родины, он продолжает находиться под впечатлением родной природы. Исполненные в Париже армянские пейзажи, в отличие от монументальных работ 1923 – 1924 годов, имеют камерный характер как по своему содержанию, так и по размерам. Это или городские и деревенские пейзажи с узкими улицами, кубическими домиками с плоскими крышами, оживленные редкими деревьями, животными, одинокими фигурами людей, или склоны гор с пасущимися овцами, долины, замыкаемые цепью гор с выступающими местами тополями, бегущими ланями и т. п. Как и в прошлом, в годы путешествий на Восток, в них фантастический плод воображения художника сочетается с меткостью реальных наблюдений. Эти новые армянские пейзажи менее декоративны, местами художник пользуется импрессионистическими приемами мелких мазков. Но лаконизм, резкие контрасты светотени связывают их со старыми работами.
Природа Франции и сам Париж не привлекали мастера. За время пребывания во французской столице им было написано только четыре пейзажных этюда. Три из них — берега Марны в окрестностях города — малопримечательны в художественном смысле, интереснее четвертый — Сена в окрестностях Парижа — вид из окна парижской мастерской художника, написанный вскоре по приезде, — выполнен с использованием приемов, характерных для декоративно‐плоскостной живописи. Сарьян совершил поездку в Шамони, но природа французской Швейцарии также не заинтересовала художника, он ограничился всего несколькими карандашными зарисовками.
Путешествие во Францию омрачается также тем, что все представленные в Париже картины Сарьяна сгорают при пожаре на корабле во время возвращения в Армению.
«Сарьян очень национальный художник… Это исступление желто-оранжевого цвета, прикрытое синим пламенем, напоминающим фиолетово-медные отливы мавританской керамики времен Оммайадов», — сказал русский поэт Максимиллиан Волошин.
Работы исполненные Сарьяном по возвращении в Ереван свидетельствуют о творческом переломе. Он сказывается на всех областях творчества, но наиболее остро наблюдается в пейзажах. Работа с натуры в области станкового пейзажа с этого времени становится единственным методом художника.
Огромное количество армянских пейзажей, написанных Сарьяном, поражают разнообразием аспектов изображения. Один и тот же мотив, например, вид на Арарат из Еревана или окрестностей города, предстает каждый раз по‐новому, в зависимости от освещения и состояния атмосферы.
В каждом пейзаже Сарьяна заложено определенное чувство, мысль. О том, как значителен был происшедший в художнике перелом можно судить по первым же пейзажам, написанным весной и летом 1928 – 1929 годов: «Уголок старого Еревана», «Цветущие абрикосовые деревья». В этих наиболее импрессионистических своих пейзажах Сарьян заметно отличается от французских художников, так как природа предстает у него не в своей мгновенной случайности, что составляет одно из основных положений импрессионизма, а в состоянии наиболее типичном для нее.
1930 годы приносят армянскому художнику новые испытания. Сталинская политика давления на деятелей культуры, железный занавес. Сарьяна обвиняют в излишней декоративности и «пороке идеалистического мировоззрения», все это значительно ущемляет его свободу творчества.
Ему удается избежать репрессий лишь благодаря тому, что в это время Сарьян работает в мастерской Третьяковской галереи над масштабным панно площадью 46 квадратных метров для оформления павильона выставки советского искусства в Париже, позже удостоенного Гран-при.
С приходом к власти Никиты Хрущева Мартиросу Сарьяну становится легче работать, он получает Ленинскую премию, а также Государственную премию Армянской ССР. В ноябре 1967 года в Ереване открывается его Дом-музей, который действует поныне.
«Свет Армении летит к нам благодаря Мартиросу Сарьяну. Это свет, наконец-то ставший счастливым, — на плодах, на горах, на лицах… Это заново обнаруженный клад. Этот цвет так красив, что века должны отвести Сарьяну рядом с нашим Матиссом и Сезанном одно из первостепенных мест. Может быть, место Сарьяна будет более высоким, ибо он -живописец счастья», — сказал французский поэт Луи Арагон.
Мартирос Сарьян умер 5 мая 1972 года в Ереване в возрасте 92 лет. Его могила находится в пантеоне парка имени Комитаса. Хотя он никогда не мечтал стать популярным, для мира он и сегодня остается одним из главных художников, поведавших о красоте Армении.
Подготовила Асмик Ванцян
